Стратегемы музыковедения

Выступление на V Международной конференции «Междисциплинарный дискурс Восток-Запад: XXI век. Творчество, наука, технологии, образование», организованной Российским государственным педагогическим университетом им. А. И. Герцена и Бакинской музыкальной академией им. У. Гаджибейли 5 5–6 февраля 2025 г.

_______________________________________________

Стратегемы музыковедения. Что это? Нужно методологическое введение в проблему.

Мое выступление продолжит традиционную общую тему конференции «Восток-Запад» — и немного ее трансформирует, ибо жизнь меняется. Был Восток-Запад. Теперь и глобальный Юг. Была однополярность — поехали к полицентризму. От гомофонии доминирования не без эксцессов едем к полифонии в поисках согласований. Впереди, как знаем из пророчеств, расхождение стратегий добра и зла, красоты и безобразия, разумности и безумств.

Бог — всевидящий, и не хочет, чтобы мы были слепыми. А как мы видим? Как неисчислимость подробностей сводится в единую картину? Один из способов умного видения называется теорией. Она строится на основе выводного знания. Из теорий складывается наука. Жанр нашей встречи прямо так и определен в информационном письме: научная конференция.

Но теории мало. Теория видит мир в именительном падеже данности. Главный ее вопрос: что это пред нами и почему? Но кроме данности есть еще заданность — в творительном падеже бытия. Здесь главный вопрос — не почему, а ради чего? — Вопрос о цели и смысле. Зачем мы изучали тему Восток-Запад? Чтоб успешней вредить и доминировать? Такое есть в мире, Но в наших конференциях подразумеваемая цель была иной. Мы хотели лучше понимать друг друга не чтобы строить козни, а дружить. Дружба народов — наша славная традиция. Иоанн Златоуст говорил: все различия в мире — для любви, ибо два винтика ничем не обогатят друг друга.

Итак, пред нами выбор одной из двух стратегий — действий в творительном падеже истории, — доброй и вредительной. Что такое стратегии — интуитивно понятно. А стратегемы — их конкретные выявления. Я дал бы такое определение. Стратегема — избранное направление жизни и пути движения к явной или скрытой цели, выраженное в любом явлении бытия и в любом масштабе времени от тысячелетий до секунд.

Два падежа видения — именительный и творительный — дополнительны. Одного именительного мало. Абсурдно, например, говорить о теории будущего, ибо оно зависит и от нас, а о Промысле Божием можем только догадываться. Позволит ля язык говорить о теории мудрости? Нет, ибо мудрость мыслит в творительном падеже жизни, а и сама жизнь — тоже не теорема, а правильно избранный путь и опытность на этом пути.

И любовь — не теория, а стратегема. Апостол Павел соответственно описывает ее в глаголах действий: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает»,

А в нас эти глаголы живут? Увы, хотим не давать, а хватать, хапать, ищем удовольствий как некоей нирваны, но нирвана для улиток, а не для существ, созданных для любви божественной. Именно от нее идет определение апостола — от последней цели бытия, когда милость и любовь Божия преобразит нас в подобие Божие.

Можно ли говорить о «теории» райской заповеди «возделывать и хранить рай», то есть любовь Божию? Нет, всякая заповедь — в творительном падеже, следовательно, и не теория. Обратим, кстати внимание на последование глаголов: сначала возделывать, потом хранить. Любовь невозможно хранить как вещь, — ее надо именно возделывать в своей жизни, а тогда она будет и храниться.

«Будьте святы, потому что Я свят». И эта заповедь — тоже стратегема, а не теория.

Наша реальная жизнь начинается с выбора стратегем добра или зла. Без возможности выбора мы были бы автоматами, а автомат любви — бессмыслица.

Итак, куда идем, куда заворачиваем? Идем к свету, заворачиваем во тьму. Это не теория, не именительный падеж бытия. Это стратегема, выбор пути, начало творительного модуса бытия. Послушаем Моисея, говорящего к народу от лица Божия: «Жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое».

Друзья! Переходим от методологического вступления к конкретности темы. Конференция у нас музыкальная. Как выявляется в музыке стратегема красоты, языка любви? Как выглядит на всех ее временных масштабах вплоть до мига? Вот исполнительская цезура — миг, а ведь тоже — стратегема бытия, ибо может быть и живой, и мертвой. Живая — для творения жизни в восхищении духа. А мертвая — угнетает серостью, подобно угасшему взору бюрократа и формалиста. Искомая же стратегема музыки — восторжение жизни в красоте.

Возьмем для анализа асафьевскую триаду imt.

«Все имеет начало, середину, конец», — говорил Аристотель. У Асафьева это триада функций развития (i-m-t). Я дам ей синергийное обоснование (синергия — это соработничество наших усилий и небесных дарований в творении бытия в красоте; без вдохновенья шедевров нет).

Итак, первый член триады — i, иницио, буквально, «в-хождение». Зачем и куда? Наша инициальная энергия есть открытость бесконечной красоте последней цели бытия. Не захотим ей открыться — дурачки.

Надежду иницио подхватывает далее сила благодати. «Дерзай, душа», — ободряют нас небесные подхваты. Энергия дерзновения и составляет суть второго этапа развития, которому Асафьев дал название moveo — движение. Движение куда? К той же самой, что и в иницио, последней цели бытия, которая найдет разрешение в третьей части триады, которой Асафьев дал название терминуса (буквально: край, граница).

Возлетная энергия дерзновения на этапе мовео легко узнается в гениальном исполнении. В логике сонатной экспозиции, экспонирующей преображение души, это связующая партия. В. Цуккерман обнаружил в ней частый прием «стучащего баса». А для чего он, как не для радости дерзновения? Для того же и отклонения, модуляция, цезура на предыкте и многое иное.

В масштабе всей сонатной формы энергия дерзновения достигает вершины в разработке. «Есть упоение в бою», — говорит Пушкин. Твердая почва тональной устойчивости выбита из-под ног, зато прибыла отвага. По словам Чайковского, главная задача композитора в разработке — уйти как можно дальше от основной тональности, и как можно стремительней.

В логике масштабно-тематических структур подхватывающая энергия небесного дерзновения ясно ощутима в момент дробления. Это же не просто тактовые пропорции 22112. В гениально исполненной синергийной интонации красоты пропорция слышится так: «Два, два, — ОДИН!!! — ОДИН!!! — ДВА-а-а (как чудо, радость. благодарение).

Вся триада развития imt — разгорающийся огнь синергийной радости в предвкушении великого смысла. В отличие от хронологического времени материи, онтологически-целестремительное время в музыке, как и в бытии в целом, движется от последней цели к начальным условиям. Без конечного t (терминуса) не может быть ни начального i (иницио), ни срединного m (moveo). Не возникнет и общая, объединяющая всю триаду, сила синтаксического и композиционного тяготения. Иницио и мовео тянутся к терминусу как железо к магниту. Тянутся, потому что их притягивают. Но человеку дана свобода воли. Он волен притвориться бревном и отрицать наличие магнитных сил притяжения. Эту печаль мы и видим в мертвых исполнениях.

Теперь терминус. Его сущность — осуществление чаемого. Понятно — лишь частичное, потому что предел — в беспредельности. Потому и тянется вся триада развития к новым уровням триадного восхождения. Так строится музыка, так восходит звезда гения, так восходит Солнце правды для устремленного к нему человечества.

Движение к терминусу осуществляется через механизм вероятия — приятия верой чаемого будущего.¹Находясь в хронологически четвертом такте восьмитактового периода, мы живем уже чаянием восьмого. Послушаем среднего пианиста и, например, Горовица или Рахманинова. Чем рельефнее возлет к несказанному на доминанте, — то есть чем сильнее надежда на благодать, — тем очевидней радость небесного покоя по достижении тоники.

Несколько примеров терминуса в музыке. В сонатной форме — это реприза, сущность которой — «яко с нами Бог».

В сонатной экспозиции два терминуса. Первый — это побочная партия. Ее энергию я называю катартической. В ней светлеет ум, умягчается сердце, в хоральной основе фактуры слышится молитвенность. Но это еще не полнота преображения. Ибо оно не коснулось пока воли. Ее черед приходит в заключительной партии. Первое поисковое движение воли в главной партии преображается в волю полетную, вдохновенную в рамках уже заключительной партии. Это и есть второй терминус. В момент сочинения главной партии в эскизах Бетховена тут же появлялись наброски заключительной темы. А. Толстой заметил: по плану писать нельзя, но и без плана тоже, — писать надо по целеустремлению. Бетховен так и писал.

В масштабно-тематических структурах терминус — это заключительное суммирование после дробления. Оно должно полниться чудом. Без чуда осуществления от века желанного — зачем все? Слух отворачивается от творимой бессмыслицы и ужасается близости духовной смерти.

Какой вывод из аналитической части доклада? Асафьевская триада развития — ярчайший пример стратегемы: стратегемы красоты в творительном падеже бытия на основе открытой нам свыше синергии человеческих усилий и небесных вдохновений, откровений, озарений. «Музыка есть откровение, более высокое, чем мудрость и философия», — говорил Бетховен. Чайковский уточняет: «Вдохновение — такая гостья, которая не любит посещать ленивых», — как бы в развитие мысли Христа: «Царствие Божие силой берется». Красота, восторг бытия, не навязывается. Она раскрывается в нас как дар в ответ на нашу жажду Неба.

Тема выступления обозначена как стратегемы музыковедения. На примере триады развития я желал показать, сколь волшебно могли бы выглядеть теория и история музыки, если выстроить их в чудотворительном падеже бытия и мысли.

Можно продолжить движение от микро- к макро- и далее. Мои последние выступления и статьи я направляю к более общей цели Фундаментальной педагогики человечества. Она не книги. Она — даже больше, чем научная исследовательская программа. Она, если принять во внимание все сказанное выше, — стратегема в синергийно-творительном падеже бытия.

У слов «стратегема» и «педагогика» общий второй корень — греческий глагол аго, «веду». Только стратегема подразумевает ведение войска в полководческом искусстве. А педагогика, слово того же апостола Павла, на русский язык переведено как детоводительство. Мы дети, которым заповедано взрослеть к последней цели бытия, ради которой Бог сотворил мир. Фундаментальная педагогика человечества охватывает все дело воспитания в обществе во всех сферах бытия (в духе власти, армии, веры, наук, искусств, хозяйствования, в чистоте языка и СМИ…) в масштабе мгновений и тысячелетий, в истории цивилизаций и в жизни каждой индивидуальной души. Может ли бытие быть полным, например, без Бетховена, Чайковского, Рахманинова? Напрасно ли Бог увидел их в вечности пред творением мира и привел их в жизнь в надлежащее время, и духом красоты помазывал их шедевры? И каждого из нас Бог увидел предвечно в бесконечной красоте призвания, но не все захотели соответствовать ему, ибо бытие создано как выбор для богозданной свободы человека. «Я царь — я раб — я червь — я бог!» — пишет Г. Державин в величественной оде «Бог». Ни один человек не избежит генерального выбора между блаженством вечности и клейким ужасом безвременья и адской тьмы. Все частные стратегемы жизни вытекают из генерального выбора способа бытия, предоставленного Творцом человеческой свободе.

_______________________________________________

_________________________________________________