Об адекватности музыкальной теории и практики образования

Адекватность — чему? Конечно же, сущности предмета. Какая суть музыки? Лучше сверхгениев никто не ответит на ключевой вопрос.*

Спросить у нынешних людей (даже у музыкантов!): «Музыка — язык чего? — ответ слетает с уст незамедлительно: «язык эмоций». Как, разве музыка — не красота сущего, не язык бытия, не язык судьбы души, народов, человечества?! Я в свою очередь спрашиваю студентов: откуда вы взяли, что музыка — извивы эмоций? Отвечают: это же очевидно, я так чувствую. — А не лучше ли поинтересоваться у гениев, ради чего несли они подвиг творческой жизни?

В старых учебниках музыки повествование традиционно начиналось с мифов, Библии, высказываний великих мыслителей древности. А, в самом деле, какой силой Орфей мог растрогать сердце Аида, владыки царства смерти, так что отпустил он на землю Эвридику? Есть ли иная сила в мире, кроме красоты? В ней много оттенков. Пророк Елисей позвал гуслиста, под игру которого сошел на Елисея Святой Дух и он пророчествовал (так поступали и другие пророки). Не так ли начинает свою фантазию d moll Моцарт? Где здесь эмоции? Язычник Цензорин писал: «Души людей — божественные (хоть против кричит Эпикур!) — природу свою постигают в песнях». Относимо ли такое понимание к попсе с кишащими там страстями?

В древнем Китае государственные чиновники любого уровня приступали к своим обязанностям лишь с разрешения Палаты музыки. Что за блажь? Но и Платон писал: от малейших изменений в музыке меняются важнейшие государственные и политические установления.

Почему выброшены торжественные предисловия из учебников музыки? Древние были слепцами, а мы — вершинный продукт истории? Мрачноватая вершина. Может быть, для детей сложно? Как бы ни наоборот! Маленькая девочка озадачила Дм.Б. Кабалевского: «Почему музыка такая красивая?» Вопрос-то для гениев.

Пропустив тысячелетия, обратимся к нашим дням. Бах диктует ученику определение последней цели музыки: «служение славе Божией и освежение духа», без чего вместо музыки — «шум и дьявольская болтовня». Пройди Бах мимо нашего призвания в бытии, завязнув в болоте психизмов, — сочинил бы он сам что путное и научил бы гениальных сыновей? Они участвовали в становлении уже нового эпохального стиля музыки — классицизма. Великие эпохальные стили из психизмов не произрастают.

Бетховен, не страдавший выспренностью слога, полагал музыку «откровением, более высоким, чем мудрость и философия», а в письмах не называет её иначе, как «священным» и «божественным искусством». Сходным образом и Рахманинов рассматривал процесс творчества как священнодействие, а исполнитель, по его мысли, не смеет выйти на сцену без чувства миссии. Миссия — посланничество. Студенты говорят ныне о посыле — от себя. Но миссия — несравнимо выше наших намерений и состояний. Посылает нас истинный автор шедевров и самого музыкального языка, Святой Дух красоты, — дабы жили мы подъемно, вдохновенно, а не пошло, не самовлюбленно.

Что имеем следствием неадекватности? Профанацию, извращение миссии и существа музыки, равно и образования. Если музыка — не высший смысл бытия, не сила творчески вдохновенной и светлой жизни, то результатом будет даже не отсутствие результата и смысла образовательных усилий, а потемнение жизни.

Почему не нуль, а минусовые величины? Душа — не психика, не собрание механизмов, не вещь, не «что». Душа — «кто». Тот, кто живет, «живая многоспособная сила» (свт. Григорий Палама), избирающая вектор притяжения к свету или тьме: сокровище доброе или злое, как говорит Христос.

Векторны и педагогические усилия. Смена вектора по вертикали бытия — никак не нуль: судьбоносный поворот!

Потому и профанация — не нуль, а энергия очернения, которая тут же, через отношение к другим предметам и ко всему на свете, проливается в жизнь, научая детей жить безвдохновенно, бессмысленно, кое-как, подобно животным. Впрочем, — не подобно: хуже! Животные не способны переполняться энергиями всеохватного нигилизма. Духовная вертикаль — а, следовательно, и отрицательный вектор жизни в их душах — отсутствуют полностью. Живут они исключительно горизонтально, как это показали опыты научения обезьян жестовому языку. Двух тысяч жестовых понятий оказалось достаточно для выражения всех обстоятельств их обезьяньей жизни. Но никогда не подымутся в них могучие тяготения к совершенству, не проникнутся они жаждой небесного, вечного, не ощутят кротких веяний благодати… Недаром современные ученые критерием появления человека на земле считают наличие захоронений, свидетельствующих о понимании им своего призвания к вечности. Зачем же нам, педагогам, инициировать дегенеративные процессы в человечестве?

Этот, по своему блистательный результат умелого разложения душ мы видим вокруг. А что можно противопоставить ему, сегодняшней практике школьного растления? Есть ли альтернатива?

Когда гениальный музыковед Курт пришел в общеобразовательный (!) лицей, тот едва не превратился в консерваторию: дети вместе с родителями пели кантаты Баха, школьный оркестр участвовал в исполнении, приглашенные учителя учили игре на оркестровых инструментах… Причину пробуждения всеобщего энтузиазма Курт видел в том, что музыка стала изъясняться в духовных категориях.

А как же иначе, если принять во внимание истинную природу музыки? Изъяснение музыки в духовных понятиях естественно, профанация противоестественна. Откуда бешеное противление естественному? Святые отцы говорили: человек будет судиться не за духовное невежество (оно лишь следствие), а за страсть неведения. «Мириады частностей не исправят коренного неведения», — учил Василий Великий. Страсть коренного неведения (или гордыня) есть отрицательная, как бы вирусная программа. Она никогда не устает: все жизненные впечатления и обстоятельства закручивает вокруг себя, перетолковывая на свой лад. Так растет до края Вселенной раковая опухоль в субъективной реальности души. Человек, говоря словами Феофана Затворника, превращается в стружку, завитую вокруг пустоты. Что даст душе ее светобоязнь, её стремление увернуться от света истины, от небесных окрылений воли, от блаженства красоты, как явления славы Божией в мире и искусстве, рождающей восторг бытия?

Из всех искусств только музыка способна не где-то, а в самом сердце воспроизвести избранный первожест бытия: либо диалогическую раскрытость истине, красоте, небесной любви, творческой силе жизни, либо заточенность в онтологический аутизм, в ублажение своих мнений о сущем.

А музыкальная педагогика действует либо как соблазнитель — когда, утаивая главное, направляет к несущественному. Либо — как воспитатель, если раскрывает небесную красоту музыки, высвобождая из нее творческую энергию жизни, поднимавшую народы и цивилизации.

Как эти направляющие позитивные усилия осуществить тактично, принимая во внимание исходное состояние школьного класса, народа, мировой истории, — в этом великое искусство педагогики. А теоретические осмысления методов духовной педагогики уже имеются. И, конечно, всегда должна действовать максима: воспитатель, воспитай прежде себя сам в открытости неоскудевающему источнику вечной красоты и жизни. Воспитание человечества к вечности, истине, красоте, любви — единственное наше общее дело на земле.

Во времена нарастающих бедствий, когда и природа восстала против безобразий, народы с надеждой смотрят в сторону России. Совестливую устремленность к последнему смыслу бытия положила она в основание необыкновенной цивилизации. Помня об этой её ответственности, откажемся от профанаций!

_____________________________

* Выступление на XVI Международной конференции «Современное музыкальное образование-2017» в Санкт-Петербурге.